Почему 24 февраля не делают праздником?
В том, что 24 февраля для текущей России не стало важной сакральной датой, нет ничего удивительного, считает политолог, приглашенный исследователь Центра анализа европейской политики Михаил Комин.
«Начало любой войны — дата, которая не часто отмечается на государственном уровне, если только отмечание не связано со скорбью и сожалением. Если государство не сожалеет, что начало войну и считает, что она принесла ему какие-то военные успехи, победы, достижения — оно не вспоминает дату ее начала. В таком случае оно скорее глорифицирует день окончания войны или даты важных битв, которые принесли государству победу».
Если же режим относится к войне негативно, например, считает, что она была империалистической, захватнической — тогда дата начала войны становится более значимой и происходит коммеморация преступлений или выражение сожаления государству, против которого была война, продолжает Комин. Например, для текущей Германии гораздо более важной является не дата окончания Второй мировой войны, а дата ее начала — 1 сентября 1939 года. Потому что текущее руководство страны сожалеет о том, что было сделано нацистским режимом.
Российским властям нечего предъявить в качестве военного успеха и повода для гордости, и потому они не привлекают внимания к 24 февраля.
«Эта дата ассоциируется у людей скорее с началом неопределенности, чем с началом геополитического успеха. Даже у лояльной Кремлю аудитории нет консенсуса, что война пошла по плану. Никто уже не понимает, какие цели у этой войны, поэтому лучше людям о ее начале не напоминать», — говорит старший научный сотрудник Финского института международных отношений Маргарита Завадская.
Кремль не акцентирует внимания на дате начала войны, потому что это обращает внимание людей, что война идет долго, добавляет политический обозреватель Андрей Перцев. Напоминать об этом не на пользу властям — изначально все подавалось так, что война очень быстро закончится.
«Власть продвигает идею, что война якобы никак не влияет на общество: кто хочет — живет обычной жизнью, кто хочет — идет на войну. Но люди устали от войны и понимают, что есть трудности, в том числе экономические, в обществе высокий уровень тревожности», — полагает Перцев.
Признание ЛНР и ДНР — тоже не праздник
Вечером 21 февраля 2022 года Владимир Путин признал независимость Донецкой и Луганской народных республик, назвав жителей этих регионов «нашими соотечественниками». Были подписаны договоры «о дружбе и взаимопомощи», но радостной и объединяющей эта дата не стала.
Во-первых, через два дня началась полномасштабная война, которая стала безусловным стрессом для россиян, как бы они к ней впоследствии ни относились.
«Люди вошли в зону турбулентности — и праздновать день, который предстоит такому стрессу, кажется странным с точки зрения выстраивания победного нарратива», — отмечает Маргарита Завадская.
Во-вторых, в сентябре 2022 года регионы, независимость которых признал Путин, вошли в состав Российской Федерации, и повод для праздника очевидно исчез. К тому же неизвестно, насколько постоянны эти «территориальные достижения», напоминает Завадская.
Кроме того, новые территории — не самое понятное людям достижение, ведь на них тратятся бюджетные деньги. «В большинстве российских областных центров городские пейзажи не впечатляют. А когда людям показывают, как восстанавливают новые территории, сколько там денег потрачено, у них возникает вопрос: а зачем?» — говорит Андрей Перцев.
Действительно: в 2023 году на восстановление ДНР, ЛНР, Херсонской и Запорожской областей власти России планировали потратить более 651 миллиарда рублей за три года. Это в четыре раза больше расходов на развитие всего Дальнего Востока.
Тем не менее власти продолжают отмечать дату аннексии четырех украинских областей в сентябре 2022 года. В прошлом году в Москве в этот день проходил концерт «Россия, Донбасс, Новороссия: вместе навсегда!».
Как Кремль «упаковывал» войну в течение трех лет
«Сначала, чтобы максимально успокоить людей, власти использовали технический жаргон и назвали войну “специальной военной операцией”, говорили: “Вы не переживайте, мы все быстро уладим”. Это слово действительно ввело какие-то слои населения в заблуждение. “СВО” звучало так, что все будет быстро, эффективно и профессионально», — объясняет Маргарита Завадская.
Иллюзию, что война будет быстрой, российским властям давала история с Крымом. Но в Крымской операции, по словам Завадской, была «уникальная комбинация факторов, которые отсутствовали в случае с Восточной Украиной» и повторить такое было практически невозможно.
Плана, как преподносить войну гражданам, у Кремля не было — ему пришлось переупаковывать подачу контента на ходу.
«Сначала запретили говорить слово “война” — чтобы взять небольшую передышку от массовой критики. После Бучи ситуация стала приобретать совсем нехороший оборот, примерно тогда же возникло законодательство о дискредитации российской армии», — говорит Завадская.
В первые месяцы власти пытались добиться от общества демонстративной поддержки военных действий, отмечает Михаил Комин: «Мы видели разные проявления этой поддержки, когда те или иные бюрократические единицы, в том числе бюджетники, люди в школах и детских садах выстраивались в буквы Z и V — то есть формально отрабатывали демонстрацию поддержки войны».
При этом довольно быстро произошло мощное переключение на «противостояние Западу»: войну стали позиционировать как шаг, предпринятый в ответ на якобы агрессивные действия Запада. Украина, напоминает Завадская, вообще не фигурирует как полноценный игрок в этой истории — российские СМИ преподносят ее как марионетку Запада. Ответственность за войну Кремль, лояльные ему медиа и зет-корры переложили на «коллективный Запад». «Трудное, но необходимое решение», — таким был ключевой нарратив, который используют до сих пор.
Что касается медиапространства, то в начале войны в прайм-тайм в эфире было много политических ток-шоу, но после контрнаступления [украинской армии] в 2022 году бравурный дух немного поутих, и в эфир стали возвращать развлекательные программы, отмечает Андрей Перцев: «После мобилизации в сентябре 2022 года тему фронта стали поднимать очень аккуратно. [По телевидению] были короткие сюжеты, что “взяли очередной пункт, территории освобождаются, Украина несет потери, все нормально”, но их было немного — чтобы лишний раз не тревожить людей и не акцентироваться на том, что война идет долго». Постепенно войну делали фоном, но у большинства людей она все равно вызывала тревожность, страх новой мобилизации и заставляла думать о связанных с ними сложностях.
После мобилизации власти поняли, что существенная часть населения не готова вкладываться в войну действиями, говорит Михаил Комин: «Тогда Кремль стал требовать от общества исполнительской поддержки на местах. Стало важнее, чтобы разные социальные группы российского общества, если и не рвали рубашки на груди “за СВО”, то хотя бы не саботировали нужные для войны решения. Губернаторам и мэрам было важно демонстрировать, что они тем или иным способом поддерживают семьи воюющих». Такой тип требования поддержки, отмечает Комин, более-менее сохранился до сегодняшнего дня.
С 2023 года, по мнению Маргариты Завадской, война стала постоянным фоном и частью повседневности российских граждан. Окончательно утвердился нарратив «долгая война, национальная борьба». «Именно тогда случился всплеск патриотических историй в мирных областях: все сектора экономики и сферы жизни перешли на военные рельсы. В школах появилось патриотическое воспитание и так далее».
Сейчас война с Украиной остается фоном для существования российского государства, говорит Михаил Комин. При этом единой информационной политики в отношении войны у российских властей нет, подчеркивает Андрей Перцев: на слишком разную аудиторию нужно работать пропаганде.
«С одной стороны, большинство людей успокаивают, что все идет своим чередом. С другой стороны, есть Путин, который вовлечен в войну сильнее, чем средний россиянин, и провоенная аудитория — им интересен сам процесс войны. С этой аудиторией [пропаганде] тоже надо работать».
СВО и ВОВ хотят уравнять?
Российские власти действительно проводят аналогии между СВО и Великой отечественной войной. Это заметно по разным сферам: от школьного образования до уголовного законодательства.
«Медийное скрещение [СВО И ВОВ] стало происходить в 2023-2024 годы, когда стало четко проговариваться: СВО — продолжение борьбы с фашизмом. Это был, скорее, реактивный способ и попытка постфактум упаковать то, что происходит на фронте. К 9 мая эта риторика, вероятно, усилится», — считает Маргарита Завадская.
Андрей Перцев перечисляет другие признаки того, что власти хотят уравнять в сознании граждан две войны: «Слово «ветеран» стало общим — раньше так назывались только ветераны Великой отечественной войны, даже «афганцев» называли «участниками». А сейчас — «ветеран СВО». Их даже стали защищать уголовной статьей о клевете и дискредитации. В «освобожденных» населенных пунктах водружают чаще всего не флаг России, а красное знамя победы. В школах ставят «парты героев», вешают памятные доски — такое повторение практик чествования ветеранов должно вызывать у людей ассоциации с Великой отечественной войной». Но уравнивать украинскую войну с Великой отечественной, по мнению Перцева, «опасная история».
В новом учебнике истории, который написал помощник президента России Владимир Мединский с соавторами, главы об СВО и Великой отечественной войне описаны практически идентично.
«С помощью нарративного анализа я посмотрел, как в учебнике описывается глаза про ВОВ и СВО. Алгоритм не распознал эти темы как два разных кластера по интонации и набору слов — это говорит о том, что российское государство абсолютно смешивает эти вещи между собой», — рассказывает Михаил Комин.
Исследователь обнаружил множество лексических совпадений: нынешнюю Украину, как и гитлеровскую Германию, в учебнике называют «нацистским режимом», а обе войны описывают как «противостояние Западу». Ознакомиться с результатами исследования можно здесь.
24 февраля станет новым 22 июня?
Даже после окончания войны 24 февраля вряд ли станет особенной датой. «Сам культ победы не подразумевает дня скорби и памяти. Одно дело, Великая Отечественная, когда на нас напали, а тут — что вспоминать? Что мы начали войну? Акцент, скорее, будут делать на “дне победы”», — считает Андрей Перцев.
Такого же мнения придерживается и Михаил Комин: вероятно, текущий режим глорифицирует дату, которая будет считаться датой завершения войны как 9 мая.
«Если же режим в России сменится на более демократический и либеральный, можно предположить, что 24 февраля станет трагической датой, когда глава государства приезжает в Бучу и встает на колени или делает другие символические шаги», — добавляет Комин.
По мнению Маргариты Завадской, если мирное соглашение между Россией и Украиной будет подписано, возможны разные варианты развития событий.
Если России удастся удержать какие-то значимые территории, на которых будут проживать люди, Кремль сможет упаковать это максимально триумфально, говорить, что «Россия — страна освободителей» и создать новую победную дату. Более скромный вариант — 24 февраля просто уберут из официального нарратива, и ключевой датой станет дата подписания мирного соглашения.
«Тогда фокус, скорее, сделают на “дипломатической победе” и том, что Россия защитила свои интересы и добилась уважения. После этого Кремль может переключить фокус внимания граждан с войны на что-то другое. Боюсь, что при любом исходе пропаганда может подавать это в терминах победы».
Однако, пока в переговорных процессах нет Украины, рано говорить о перспективах подписания мирного соглашения, отмечает Завадская: «США и Россия не могут подписать соглашение за Украину: войну нельзя прекратить в одностороннем порядке».
